Паулина - маленький оборотень из детского дома. Как раз перед полнолунием. Если кого-то пугают очень голодные семилетние девочки, то лучше не читайте

Паулина проснулась до того, как воспитательница попыталась нежно прикоснуться к её плечу, так неосторожно не скрытому одеялом. Попытка с завидным упорством повторялась изо дня в день, сначала с легким страхом, потом раздражением, потом с равнодушием. Теперь это рутинная обязанность, и всех это устраивает, на сколько это возможно. Особенно Полли, которая с каждым днём отдаляется от людей всё больше: её пугает всё, что находится вокруг. Работники детского дома, пытающиеся навязать себя ей непонятно зачем; дети, борющиеся за этот мир и страшащиеся его, как подкроватного монстра; психолог, говорящий так, словно он ВИДЕЛ, словно он ЗНАЕТ. С каждым днём Полли всё больше хочет сказать ему, что он не знает ничего. Но она молчит, ходит на приёмы, слушает, не слыша, и извиняется, когда психолог ловит её отсутствующий взгляд. Он ещё вздыхает так тоскливо, что у Паулины всё переворачивается в груди, она извиняется с большем старанием. После этого её отпускают, становится одновременно легче и труднее. Потому что все хотят, чтобы она ела, улыбалась, играла. Паулина не может играть, потому что она толкнула мальчика, когда тот попытался дернуть её за косичку, и тот отлетел, вместо того, чтобы отойти.
Паулине страшно. С каждым днём она чувствует себя всё СТРАННЕЕ: она чувствует запахи, которые всё труднее игнорировать, голод, сначала скрябущийся где-то в животе даже после еды, а теперь ломающий кости и выворачивающий руки. Полли следит за птицами, беспечно клюющими что-то на заднем дворе, прилипает к аквариумам с рыбками. Она понимает, что люди не смотрят так на то, что двигается, плавает, летает. Люди равнодушны к еде, пока она не приготовлена: не ощипана, не почищена, не обработана огнем или кипящей водой. Полли представляет, как будет отплевываться от перьев и обсасывать кости - тонкие, полые, она видела их в энциклопедии. Полли страшно и хорошо.
Но больше всех странностей, больше психолога, сотрудников и детей, её пугают ЧУЖИЕ люди. У них немного потерянный взгляд, растерянная улыбка и пальцы, мнущие одежду - образ один на всех. Они слушают директрису, воспитательниц, говорят с детьми. После этого какие-то уходят, а оставшиеся пахнут - Полли всё сильнее это ощущает - болью и солью, как слёзы. Пролитые и нет.
Иногда эти люди подходят к ней, стараясь быть немного на расстоянии. Это хорошо, думает Паулина. Она опускает голову и почти всегда молчит. Люди отчаиваются и уходят, а воспитательницы потом шепчутся про "бедную" девочку. Глупые, думает Паулина. Потому что кому нужны родители, когда у неё они уже есть. Бело-синие, прикрытые снегом. Полли помнит их такими, яркое воспоминание накладывается на старые - возбужденные голоса, аккуратные прикосновения рук, тонкие пальцы, показывающие на картинку в книге. Картина импрессиониста.
Полли бы забыть, но она помнит. Немного со стороны, словно смотрит кино в маленьком телевизоре, но при этом всё чувствует: хрустящий снег под лапами, бурлящий в ушах ветер, давление высокого черного неба. И запах вечной зимы, сковывающий всё вокруг себя - и кровь в том числе. Будь Паулина старше, циничнее, черствее - будь это кто-нибудь другой, а не её родители - она могла бы потом посмеяться, что кровь стара коротким ломким, но красивым узором. Воспоминания об этом вводили её в состояние бесконтрольного ужаса.
Самой же крови она не боялась, это было проверено на практике пару раз. Если убрать стирающую психику в порошок панику и желание извиниться за каждую мелочь - то Паулина гораздо спокойнее, а в некоторых вещах равнодушнее других детей и даже взрослых. Она сама не может проанализировать ситуацию, подобрать примеры, но она чувствует, что мир вокруг стал проще. Точнее, не он сам, а то, каким его видит Паулина. Надо есть, пить, спать. Избегать опасностей и показывать тем, кто слабее, их место. Вместе с тем, этот новый взгляд на мир похож на молочную пенку, дрожащую, эгоистично-противную. Скрывающую все те чувства, которые воспитывались, взлелеивались в девочке родителями. Полли чувствовала себя Каем, который пытается сложить из льдинок слово, но, постоянно забывает какое - и результат не правильный. Паулина извиняется, видя отблеск глухого раздражения в чужих глазах, но не видя того удивления, которое ледяной крошкой застывает на чужих лицах. Потому что окружающие этого слова не видят, их мир почти не менялся и этот процесс был постепенным, как путешествие улитки.
Другой мир упал на Полли метеоритом.
- Готова, дорогая? - спрашивает её воспитательница - как её зовут? Сколько она уже здесь работает? Полли не знает и не хочет знать. Пустая информация - и настойчиво берёт за руку. Завтрак, всё чинно и мирно. Паулина ест медленно, но как не в себя: голод душит. Взрослые смотрят с умилением, дети с враждебностью. Паулина их не винит, но смотрит исподлобья, ожидая пакости. Но повезло, за столом директриса, обещающая приход важного гостя, и детям становится не до зашуганой девочки. Полли мечтает о самом тёмном угле, но её весь день настойчиво водят за руку. Улучшимся слухом Полли слышит, как взрослые обсуждают нового гостя: молодой талантливый врач, такая честь, что он к ним приедет. Датчане вообще равнодушны к чужим авторитетам, чужое хвастовство, чужой успех воспримут почти со скукой - так не принято, но иностранцы такие шумные и забавные, пусть говорят, что хотят. То, что женщины шепчутся и глупо хихикают - что-то из ряда вон. Полли с трудом сидит в углу детской: что-то глубинное кричит о надвигающихся переменах.
"Чтоб вам жить во времена перемен", - желают своим врагам мудрые жители востока. Полли слышала эту фразу от одного из учёных на базе, но не придавала им смысла раньше. Она и сейчас не понимает, только чувствует подсознательное беспокойство: словно колесо судьбы катится прямо на неё. Ощущение усиливается, когда детей заводят в большой зал, как раз для подобных встреч, строят рядком и говорят привычные правила "не бегать", "не мешать", "не хамить" и многое другое. Полли ничего не говорят, даже смотрят с опаской: вдруг она опять начнёт извиняться, а в этот момент придёт гость. Полли всё равно, она следит за рыбками: искусственный свет лампы играет на чешуе.
- Аппетитно, - думает Паулина. Они обедали меньше часа назад, но сейчас ей мало. Полли чувствует упрямое желание есть, слизывать с пальцев жир, кровь, вгрызаться в плоть, пока не хватит, пока тело не будет готовым. Полли не глупая девочка, какие бы шутки не играли с ней страхи, какие бы плёнки не ложились на её старый мир, она понимала, что ЭТО опять повторится. Название ЭТОМУ она дать пока не могла, но кожа легонько зудела, словно от аллергии.
Когда пришёл гость, Паулина с трудом заставила себя оторваться от аквариума, потому что ЧУЖОЙ. Чужой - потенциальная опасность. Он говорит какие-то привычные слова, дарит игрушки, но Полли быстро теряет к нему интерес, ведь скалярия так призывно машет своим хвостом. Мяса мало, но даже такая мелочь важна, думает Полли. В данную секунду её это не пугает.
Чужой человек к ней не подходил, только под конец посмотрел на неё, словно случайно, и Паулина на несколько секунд смотрит в серые глаза в ответ, а потом опускает взгляд в пол - на других взрослых это действовало, почему не должно сейчас? Но привычная схема не работает, перед ней опускаются на корточки. Голос у чужака оказывается приятным, а запах - почти как дома. От него пахнет книгами. Полли поднимает голову, на секунду в её глазах мелькает любопытство и пропадает.
- Шумно, - тихо, на грани шепота, как по большому секрету, соглашается Паулина. И протягивает ладонь, готовая вырвать её в любую минуту. Где-то в голове слабо пульсирует мысль "не страшно" и "она сильнее". По крайней мере, уж руку вырвать из чужой хватки точно в состоянии.